Большая советская энциклопедия определяет понятие «счастье» как такое состояние человека, которое соответствует наибольшей внутренней удовлетворённости условиями своего бытия, полноте и осмысленности жизни, осуществлению своего человеческого назначения. И, судя по результатам последнего тематического опроса ВЦИОМ, в подобном состоянии набольшей внутренней удовлетворенности условиями своего бытия пребывают, вы не поверите, 83% жителей нашей страны. Ну то есть, практически все мы в нем пребываем. Мы счастливы.
Причем, что наиболее удивительно, такими счастливыми, как в последние два года, мы не были никогда. Вот как только цена на нефть пошла вниз, а цены поползли вверх — так тут же у нас и стал повышаться уровень счастья. А когда нам запретили есть хамон и камамбер, а также отдыхать в Египте и Турции — так тут нас вообще стало от этого счастья попросту распирать.
И не знаю, как вы, а лично я не только безоговорочно верю такому опросу — я еще и отчетливо понимаю, в чем природа русского счастья. А природа его описана в Венедиктом Васильевичем Ерофеевым в бессмертной поэме «Москва-Петушки», и вот его описание: «Все на свете должно происходить медленно и неправильно, чтобы не сумел загордиться человек, чтобы человек был грустен и растерян.»
Деньги отвлекают русского человека. Потребление чуждо русскому человеку. Мы тысячу лет едим по утрам кашу, и другого такого терпеливого народа на Земле нет. Посмотрите на эту тоску современного русского человека по унылому и постылому советскому быту! Ведь понятно, откуда эта тоска — она от постоянной необходимости делать осознанный выбор. Сто сортов колбасы в витрине расстраивают русского человека. Двести сортов водки и пива на прилавке выводят русского человека из состояния равновесия. А ассортимент посуды! Ведь это же преступление против русского человека — подобный бесконечный ассортимент!
И вот как только всё это капиталистическое изобилие начало съеживаться, как только сортов колбасы стало меньше, а всё пошло как-то медленно и неправильно — так и успокоился русский человек. Так и унял свою гордость. Так и стал грустен. А значит — стал счастлив.
Одно только во всем этом меня лично пугает. То, что у любого кризиса, как известно, есть дно. И однажды оно таки будет достигнуто. В тот момент мы испытаем мгновение настоящего, абсолютного счастья.
А потом, увы, это счастье закончится.
{ 0 comments }