Один из наиболее последовательных проводников движения «хипстеров» Илья Клишин спросил на Фейсбуке:
«Вопрос чуть более взрослому залу. А как был организован досуг (лайфстайл) в капиталистической Москве начала девяностых годов прошлого века до того, как были построены «Охотный ряд», «Атриум» и другие торговые центры, до того, как город заполнили дешевые кофейни? Где люди завтракали, если не дома. Где назначали встречи. Куда ходили на шопинг. Где тусовались. Где пили в пятницу вечером. Звучит идиотически, но я правда не понимаю.»
Конечно, чуть более взрослый зал немедленно предался воспоминаниям. Вспомнили и «Сайгон», и «Пентагон», и пивбар «Ладья», и пивбар «Белая лошадь», и гадюшник между МИСиСом и Горным, там, где теперь магазин Apple. Вспомнили общаги Физтеха и Литинститута. Вспомнили ту, настоящую Rosie O’Grady’s на Знаменке, убитую каким-то бессмысленным бизнес-центром.
Вспомнили и более позднее — «Титаник», «Хангри Дак», «Птюч», Up&Down — впрочем, это была уже совсем другая история.
И читая весь этот фонтан воспоминаний мне вдруг пришла в голову странная мысль. Ведь эти вот люди возраста Ильи Клишина, родившиеся уже в девяностых — ладно там они не представляют себе, как жили русские люди на заре капитализма (что, впрочем, каждый из них может узнать, поехав в любой провинциальный город с населением в тридцать тыщ человек)! Но заставьте их поверить в реальность СССР! Это же решительно невозможно.
Мы можем сколько угодно убеждать юных леваков в том, что в сиявшей золотыми звездами стране Юрия Гагарина и термоядерной бомбы были талоны на колбасу, не было женских тампонов, а в очереди за водкой могли оторвать ухо (однажды я видел такое собственными глазами). Но они никогда не поверят. Они никогда не поверят нам, что в семидесятых в ВУЗы не брали евреев, что за купленные из-под полы (а больше никак нельзя было) джинсы можно было залететь на два года, а за пятьдесят долларов — под расстрел. Они никогда не поверят нам, потому что в это просто невозможно поверить. Вот если бы мне такое рассказывали — я бы не верил. Но я сам ходил в ЖЭК за этими отпечатанными на серой бумаге талонами, где было написано: «Масло — 400 г», и я это помню. Я помню висевшее в моих родных Апатитах из форточек каждой квартиры мясо — потому что тогда нельзя было купить мясо тогда, когда оно тебе нужно. Можно было только впрок заготовить, по случаю. Я помню две пачки печенья, добытые мамой в продуктовом заказе (ох, это вообще не объяснить…) и бережно хранимые с 7 ноября до Нового года, чтобы приготовить мне шоколадную колбасу. Я помню бесконечные очереди, в которых мне приходилось стоять с мамой целыми днями, когда мы попадали в какой-нибудь большой город вроде Москвы или Питера. Ну и, конечно, я помню циклопический памятник какому-то торговому начальнику на городском кладбище Ростова-на-Дону.
А вот еще смешной пример — в восемьдесят седьмом моя мама ездила по турпутевке в Финляндию, и купила там кассетный плэер. Счастью моему не было предела, но появились заботы — во-первых, надо было где-то добывать кассеты (что проще), а во-вторых, и это было практически нерешаемо — батарейки размера АА. Их попросту не было.
Молодые не могут себе это представить точно так же, как мы не можем представить себе то, что происходило под Ленинградом в сорок втором. Мы можем это прочитать, можем послушать воспоминания редких уже очевидцев, можем кино посмотреть — но все равно представить не можем.
Так же и пост-советские дети не могут представить себе СССР.
Ну, это, вверху, были банальности. Теперь, собственно, пришедшая мне в голову веселая мысль. Помните, несколько лет назад было объявлено о том, что умерла последняя пассажирка «Титаника»? Девочка, которой на момент катастрофы было всего несколько недель, чудом спаслась в одной из первых спущенных шлюпок. Формально она, конечно, была пассажиркой «Титаника». Но какой с этого прок? Ведь она не помнила катастрофу.
Так и подавляющее большинство нынешних «ветеранов Великой Отечественой Войны» — черт знает, кто эти люди. Нет, конечно, среди них еще есть настоящие воины, способные назвать номер части и фронт. Но ведь большинство нынешних «ветеранов войны» — это люди, которые в боях не участвовали. Это тыловые военные, работники военных заводов, включая детей. Некоторое время назад в Живом журнале была история — комическая артистка Татьяна Лазарева написала что-то про своего отца, ветерана войны, инвалида по зрению. У всех читавших это в голове создался образ воина, потерявшего зрение в бою. Однако в Википедии написано, что отец Татьяны Лазаревой родился в 1934-м году, и на начало войны ему было семь лет. А в его собственном интервью он рассказывает, что зрение потерял после войны, мальчишкой, балуясь с найденным во дворе боеприпасом — довольно типичная для тех лет история (мой собственный отец так же потерял палец). Так какой же отец Татьяны Лазаревой ветеран? По закону — самый, что ни на есть, настоящий. Потому что полгода подростком работал на военном заводе.
Само понятие «ветеран» появилось только при Брежневе (злые языки говорят, что степень участия самого Брежнева в боевых действиях на Малой земле — предмет для дискуссии). До этого солдаты войны так назывались более просто — «участники боевых действий». Или «участники войны». А «тыловые крысы» (это я ерничаю, конечно, поскольку роль организаторов тыла и эвакуации заводов переоценить трудно) вообще не получали никаких преференций. Потом, по мере естественного уменьшения количества «участников» появилась категория «ветераны» — куда как более широкая от открытая. Теоретически и сейчас тот или иной живший во время войны человек (вне зависимости от возраста) может попытаться стать «ветераном». Почему нет?
Но сколько не расширяй искусственно категорию «ветеранов» — рано или поздно людей для нее не останется. Кого тогда будут чествовать молодые? Кому будут тогда писать «спасибо» на «Маздах» и «Опелях» патриотические сыны?
Понятно, кому — ветеранам СССР. Ведь несмотря на увеличивающуюся продолжительность жизни и чудо-лекарства, нас будет всё меньше. Тех, кто помнит про очереди, талоны и визы на выезд. Так почему бы не сформировать из них клуб, вроде пассажиров «Титаника»? Конечно, пока еще эта задача далекая — но она достижима, поверьте. Иначе просто и быть не может, таков ход истории.
И как мы сейчас чествуем Михаила Калашникова и Владимира Зельдина — так же наши внуки будут чествовать нас. Не потому, что мы что-то такое важное сделали для СССР, а просто потому, что мы его видели. И можем о нем рассказать.
Хоть нам, конечно, никто из них уже не поверит.
И когда-нибудь наступит такой день, когда на весь мир будет объявлено: умер последний человек, родившийся в СССР. Ему и сейчас уже, на минуточку, двадцать два.
Осталось недолго.
ВЗГЛЯД
{ 1 comment }